Ёжик в тумане

Ночь. Густой туман. Я еду домой.
Видны два бордюра по краям дорожки и пятно света от фары, потом белёсая пелена. Я в облаке.
По красноватому гало угадывается впереди светофор. А вот появляется светящий из ниоткуда конус света, рыщет как прожектор зенитки. Хотя нет, скорее мерно покачивается, как дворники на лобовом стекле в моросящий дождь — туда-сюда, туда-сюда. Это встречный велосипед. Видимость 10 метров.

Я возвращаюсь домой с одних из самых длинных выходных, какие могу припомнить. Во-первых, на выходных праздновался ДР моей бабушки, но тут особенно рассказать нечего, это более или менее обычное семейное застолье. Однако самое главное событие выходных — конечно же, празднование перехода certusа в новый статус: теперь он Doctor rerum naturalium и, кроме того, в должности академического советника при кафедре чистой математики Гёттингенского университета. На торжественном вручении он среди всех награждаемых благодаря фамилии и не только был первым. :-)
Потом на него была надета, сделанная коллегами (включая меня) академическая шапка (см. ниже, та, что с модифицированными уравнениями Зайберга-Виттена, шахматной доской и схемой московского метро), он был посажен в докторскую тележку и отвезён нами лезть на городской фонтан целовать Гензелизль и на памятник Гауссу с Вебером вручать Гауссу цветок.

Детальное описание процесса с уймой замечательных фотографий у Анеты, но там почему-то подзамок.

Дома у alla_maria (спасибище ей за гостепреимство!) был квартирник Александра Ивановича Иванова, это такой бард джазмен, что ли. Удивительно приятный, колоритный человек с бородой и морским прищуром. Он вообще-то моряк на самом деле, много лет проработал радиоинженером на разных судах. О том, как он выглядит и поёт можно составить впечатление вот тут: http://youtu.be/QEmg-WSWBk4.
Было человек сорок, большей частью все свои знакомые, знающие и любящие песни Иванова, так что атмосфера была самая тёплая. Было очень много новых песен, существенной части я прежде никогда не слышал. Были старые любимые, хотя не все — концерт на удивление обошёлся без «Хандры» (её мы хором спели вместе с автором в его же присутствии на посиделках). Часть песен я раньше слышал, но расслушал их только на этом концерте. Статичные студийные исполнения просто как-то не зацепили, а мультиинструментальные аранжировки только усугубляли, а вживую — просто вообще совершенно другой эффект, вот есть в этом что-то такое джазменское.

Посиделки длились до пяти утра, в итоге остались самые стойкие. ;-)
До трёх с нами сидел Иванов, под конец всё-таки спел свои «Облака» — одну из своих самых замечательных песен, крайне сложную в исполнении (для её исполнения, в частности, необходимо перестраивать гитару) и поэтому крайне редко исполняемую в живую вообще кем-либо и когда-либо. Люди либо поразъезжались по домам, либо отвалились в неравной борьбе с вином. Под конец остались Вадим с Анетой, Аля, я и Лена Криворуцкая. Поиграли в Крокодила. Я в основном загадывал слова, Вадим их в основном объяснял, а Лена, Анета и Аля их в основном отгадывали. Особенно классны были объяснения пантомимой слов «заскорузлость», «мистификация» и «державность». Без объяснения по частям, по созвучаю и по однокоренным. Лена породила вечный мем «зубило и посох» (подразумевалось «скипетр и держава»). Около четырёх Лена уехала домой. Анета и Аля лежали на диване, свечки стояли на столе, Вадим пел всякое, чего он давно уже не пел. Я сидел, смотрел на свечки и как редко бывает ощущал себя полностью здесь и сейчас, я отчётливо понимал, что это один из тех моментов, которые хочется запомнить навсегда с максимальной чёткостью.
А со временем на диван прилёг и я. А под конец и Вадим. Мы вообще-то принесли заранее матрацы и спальники, но в итоге все угнездились на диване, ещё и вместе с Аркадием — сыном Вадима и Анеты, которому сейчас почти три года, и который большую часть посиделок мирно проспал на диване.

В общем, хватило бы, чтобы сделать выходные запоминающимися на всю жизнь, но когда все уже прилегли, вместо того, чтобы спать, мы чего-то начали разговаривать. Разговаривать в том числе о другом замечательном авторе, Игоре Белом (bujhm). И я посетовал, что ни разу не был на его концерте. А Аля сказала, что как же, он же завтра в Дюссельдорфе. Причём выступать они будут вместе с Избрем (тут я посетовал, что я ведь и Избюря живого никогда не видел, что довольно нелепо, учитывая, что я о ней знаю года с 2003 так и у нас штук 15 общих знакомых). На сон грядущий было решено воскресеньем ехать в Дюссельдорф.

(продолжение следует --> Зелёная Карета)

Зелёная карета

(Первая часть: Туман)
Утро, общий благородный тупняк, неторопливый чай. Вадим собирает отовсюду посуду в её же -моечную машину. Я собираю винные (и не только) бутылки в мешок для стекла, кто-то убирает со стола, кто-то убирает столы. Неторопливый завтрак, запах кофе, из разных углов постепенно выползают проснувшиеся, на кухне разговоры. Бард Иванов ест на кухне замечательный Алькин суп и по всему видно, что суп ему нравится. Потом он как-то особенно творчески играл с Аркадием, мы с Цертусами так не умеем. Куда-то жизнерадостно собираются Алькины дочки.

Потом Аля с Цертусами пошли отвозить Александра Ивановича на вокзал, а мы с Андреем пошли обсуждать программирование. Потом приехали назад и все угнездились по креслам и диванам. Можно говорить, можно не говорить. Всем и так хорошо. Я обожаю такое утро.
Аля решила на концерт в Дюссельдорф всё-таки не ехать, но одолжить нам свою машину, чтобы мы всё-таки смогли съездить (ещё раз, огромнючее спасибо!). И мы с Цертусами поехали в Дюссельдорф. На концерт дуэта Ойфн Вег (Игорь Белый, Евгения Славина) и Изюбря (Алина Кудряшева).

Тут надо отметить две вещи. Во-первых, понимаете.. в общем, мой голос со стороны (в записи) кажется мне каким-то чужим. Изнутри он слышытся совсем по-другому. И намного лучше, как мне кажется. Несколько лет назад я обнаружил, что существует человек, у которого голос со стороны слышится в точности как мой изнутри. Это как раз Игорь Белый. Это приводит к некоторым курьёзным ощущениям во время прослушивания. Если отвлечься, то можно практически перепутать звук в наушниках с внутренним диалогом. Ну и голос Белого просто не может мне надоесть, это же мой голос, просто снаружи. А во время концерта у меня, например, был когнитивный диссонанс, когда Пунькин (он сидел за пультом) чуть поменял частотный баланс: по ощущениям было, как будто только что кто-то чуть подкрутил у меня в горле.

Во-вторых, два месяца назад я был у Марьяны в Висмаре и там услышал Зелёную Карету в исполнении Ойфн Вег. И меня так проняло, что я неделю слушал только зелёную карету. Просто по кругу. Не надоело. Я в целом очень люблю стихи Шике Дриза и переводы Генриха Сапгира. И существующий весьма давно “классический” вариант песни Зелёная Карета на стихи Дриза в Переводе Сапгира мне тоже нравится. Но тут взят чуть расширенный вариант перевода, часть оригинала на идиш, всё это весьма искусно скомпановоно в соответствии с некой концепцией, и превосходно исполнено в два голоса Игорем Белым (чей голос мне не может надоесть) и Евгенией Славиной (которая просто крайне хорошо поёт).

Короче, вот даже просто для того чтобы услышать Зелёную Карету вживую, уже сто́ило бы туда поехать. Первое отделение был чисто дуэт Ойфн Вег, второе отделение — чисто Изюбрь, а в третьем они были по очереди. Каждая следующая песня была вистом на предыдущие стихи, каждые следующие стихи вистом на предыдущую песню. Именно третья часть была совершенно волшебной. (Без Батарейки, кстати, не обошлось.) :-) У меня сейчас ещё не подобралось правильных формулировок для описания, что именно и как именно меня заинтересовало/зацепило/тронуло/напомнило/заставило задуматься, посмотрим, может быть найдутся завтра.

Посиделок не было — после концерта мы с Цертусами, Изюбрем и человеком, у которого она остановилась, пошли гулять и пить чай в какое-то турецкое заведение. Там давали вкусную-превкусную сладкую-пресладкую пахлаву, и неплохо общалось. На Дюссельдорфском вокзале до сих пор стоит огромная модельная железная дорога, куда можно кинуть монетку и поуправлять поездами. certus был там двадцать лет тому назад, в его первую поездку в Германию. С родителями, в 1991, ещё из Советского Союза. Он прекрасно помнил это место. А сейчас поездами в основном наслаждался его сын Аркадий, такая вот связь времён.

Изюбрь уехала отдыхать. Мы сели на машину и поехали назад, в начале завезли Анету с Аркадием в Гёттинген, потом поехали по туману возвращать машину Але. Я там был нужен в основном затем, чтобы Вадим не заснул за рулём, и, похоже, действительно был нужен. Мы оба с большим трудом боролись со сном всю дорогу. Потом едва нашли круглосуточную заправку с приличными ценами поблизости. ≈700 километров. Поставили машину на место, зашли к Але и вырубились спать. Утром нужно было рано встать, чтобы первым же поездом вернуться в Гёттинген, причём не опаздать по институтам. А мне кроме института надо было ещё сделать рентген (всё ОК) и так ещё по мелочи. С 16 до 18 был семинар Вадима по операторным алгебрам, потом мы смотрели свежую серию Bones, короче дома я оказался только вот сейчас, ночью. Уже во вторник. Длинные, длинные были выходные.

* * *
Когда я спал у Али, мне снилося сон с морфингом персонажей. Словно осциллирующие нейтрино, плавно перетекающие по мере движения из одного флейвора в другой, на протяжении сна я превращался в Игоря Белого и обратно, а Изюбрь превращалась в N.N., напоминающую мне Изюбрь некими тонкими деталями мимики, жестов, реакций и взглядов. Управлял морфингом с пульта вездесущий Пунькин (см. выше). Во сне присутствовали практически все персонажи длинных выходных, но главным персонажем, вокруг которого крутилась вся сюжетная линия, был некий волшебный кофейник.

Жизнь стремилась в какое-то стабильное русло, локальный минимум, лыжню. Люди входили в роли, из которых не выйти, отношения — в игры, которые не прекратить. И всё останавливалось, начиналась летаргия. Время в этом сне проходило настоящее, а вот вся жизнь людей была не настоящей (vorgetäuscht), потому что _происходила_ с людьми, а не проживалась ими. Но если выпить кофе из этого кофейника, то пробуждаешься. Штука в том, что приготовить кофе для себя невозможно. Его вообще может приготовить только человек, внезапно остро ощутивший, что его самый свободный выбор состоит в том, что каким-то аспектом своей свободы выбора он больше никогда пользоваться не будет, что есть какой-то инвариант в его судьбе, что-то такое, что «навсегда» в горе и в радости, каких бы неприятностей это не сулило. Это могло быть любимое дело, мог быть любимый человек, какая-нибудь принципиальная позиция (этическая, политическая). Мне страшно интересно, чем бы мог закончиться этот сон.

Спать пора...
“Gendz un katshkes, shof un rinder,
Kats un moyz un kleyne kinder,
Lyalkes, hezelekh un bern,
Muzn bald aynshlofn vern,
Nit gerirt zikh funem ort,
Vayl di sheyne vesne fort!
In a karete a viner,
In a karete a griner!

Только глянешь из окна —
На дворе стоит весна.”

(no subject)

Фодко-компромат:


Это я, семейство Цертусов, и половина семейства Криворуцуих.